Интервью корреспондентам «СЭ» дал трехкратный олимпийский чемпион по вольной борьбе.
В Москву он прилетел на день — когда всем чемпионам и призерам Пекина вручали джипы BMW. Получив ключи от автомобиля, в нем Сайтиев и предложил поговорить. Попутно поинтересовался у товарища, ответственного за раздачу машин:
— Если я прописан в Красноярске, могу поставить ее на учет в другом регионе?
— Нет, — последовал ответ. — По закону зарегистрировать автомобиль можно лишь по месту прописки. Только после этого вы вправе делать с ним, что хотите — продать, оформить на кого-то доверенность…
— Морока, — вздохнул Сайтиев. — Значит, придется гнать в Красноярск. Самому делать это нет смысла. Три с половиной дня пилить. Можно на поезде машину отправить. Четыре года назад я уже отправлял. Обошлось в сорок тысяч рублей. Сейчас, наверное, в два раза дороже.
Вороной джип Сайтиева на площади перед Олимпийским комитетом фотографы обступили со всех сторон. Беспрерывно щелкали затворами, требовали улыбочку. Бувайсар на просьбы реагировал без особой радости, но никому не отказывал.
— Завести сможете? — спросил кто-то.
Сайтиев почти обиделся:
— Надо думать, смогу! У меня сыну два года — он уже заводит!
Включил зажигание:
— Видите, завелась? А вот металлическая планка на панели — Beijing-2008. Память об Олимпийских играх. Нормальная машинка — я на такой ездил. Трехлитровый двигатель. А бывает 4,8 — та совсем бешеная.
— Что за автомобиль был у вас прежде?
— Lexus. Друг после пекинской Олимпиады подарил.
— И на каком будете ездить?
— Где?
— В Москве.
— Я в Москве не езжу за рулем. Отсюда до дома, надеюсь, доберусь без происшествий, — у меня квартира на Университете, проехать мост, и все. Это я сумею. Но вообще-то мне лучше с водителем передвигаться по столице. Сколько раз сам пытался — тяжеловато. Так что в Москве мне автомобиль ни к чему. Если надо — всегда встретят, отвезут-привезут. А в Хасавюрте у меня есть машина, в Красноярске тоже. Сейчас буду думать, куда эту BMW девать.
Сайтиева в тот день любили все. Кто-то совал камеру прямо в раскрытое окно машины. Кто-то вручал безлимитную сим-карту, уточняя: «Действует до Ванкувера». Бувайсар качал головой — «Если добивает до Ванкувера, то и в Красноярске с Хасавюртом проблем не возникнет».
Нам Сайтиев, 33-летний человек с проседью, тоже понравился. Говорили, что Бувайсар не только борец, но и философ. Подтверждаем — философ. Да какой!
***
— На конверте с документами почему-то в вашем имени на конце нет буквы «р».
— И в паспорте ее нет. Хоть имя мое — Бувайсар.
В ЗАГСе ошибка была с самого детства, — а потом мне надо было срочно получить паспорт. Я на первенство России среди юношей уезжал. Без паспорта туда не допускали. Заодно попросил имя поменять. Прибегаю обратно, в метрике написано — «имя Бувайса верное». И печать стоит! Тетка из паспортного стола ничего не поняла. Так на всю жизнь осталось — склоняют, как хотят! Говорят, даже во время Олимпиады по телевизору называли «Бувайса».
— Точно. Когда проходит опустошение после того, как стал олимпийским чемпионом?
— Я опытный спортсмен, у меня все это уже было. Примерно представляешь, какие эмоции будешь испытывать. Вот в первый раз цель — стать олимпийским чемпионом — заслоняла все. Выиграл Олимпиаду — и требовалось время, чтобы осознать. Привыкнуть. Понять.
— Впервые олимпийским чемпионом вы стали в Атланте — и у вас умерла мечта. В какой момент на ее место пришла другая?
— Я вам про последнюю Олимпиаду скажу, ладно? Наверное, больше, чем я, переживали друзья. Это правда, так оно и было. Они безумно волновались! Тем более, мало что понимают в этом деле. Не знали, что должны сделать, какое принять участие, чтобы мне помочь. И эту Олимпиаду больше хотелось выиграть для них, чем для себя.
— Наверное, еще для мамы?
— Мама победами наелась давно. Говорит: «Слушай, очень много ты выигрываешь. И чужие дети хотят того же. Пускай сегодня один выиграет, завтра — другой…» Такой она человек. А болельщиков у меня просто море. По всем городам. За годы, проведенные в борьбе, я привлек к этому виду спорта столько людей! Некоторые теперь в панике: «Бувайсар, если уйдешь — за кого нам болеть? Ради кого ездить на Олимпиады и чемпионаты мира?..»
— Допустим, просыпаетесь с утра — и понять не можете, где вы, что с вами… Первый человек, которому прозвоните?
— Не скажу. У меня несколько вариантов.
— Из мира спорта кто-то есть?
— У меня очень мало близких людей среди спортсменов. Конечно, с борцами отличные отношения, ведь столько времени проводим вместе. Но в обычной жизни почти не пересекаемся. Спортсменам интересно с людьми из другого мира.
— Часто устаете от борьбы? От бесконечных разговоров о ней?
— У меня дома не говорят о борьбе! Вообще не принято!
— Даже записи не смотрите?
— Никогда. О борьбе разговариваю только с журналистами.
— А с братом — олимпийским чемпионом Сиднея?
— Вот с ним иногда можем обсудить какие-то эпизоды. Мне мало с кем интересно говорить о борьбе. Но с Адамом — действительно интересно.
— Он закончил карьеру?
— У брата межпозвоночная грыжа. Из-за этого и на Олимпиаду в Пекин не попал. Потихоньку восстанавливается. Но говорить о том, вернется ли Адам в борьбу, пока рано.
***
— Как ответите на вопрос — «В чем секрет вашего успеха?»
— Здоровье. Хорошие гены. Правильное воспитание в семье. Коллектив, с которым работал. Но доля случая тоже была немалая…
— Схватка, выигранная чудом, в вашей жизни была?
— 94-й год. Вторая моя схватка на турнире Ярыгина — если б проиграл, вылетал бы. На секундомере 4.56, а боролись в то время по пять минут, и я уступал американцу со счетом 3:7. Никаких вариантов даже теоретически — отыграть за четыре секунды четыре балла…
— Но выиграли?
— Мне к тому моменту судьи не додали кучу балов: мол, вышел какой-то неизвестный 18-летний пацан, цепляется-цепляется… На самом деле это уже был Сайтиев, который вскоре надолго закрепился в сборной, но тогда меня еще никто не знал. Умом я понимал, что вырвать победу нереально, однако просто так уходить с ковра все равно не собирался — настолько велико было желание выиграть! Когда остановили схватку, крикнул тренеру: «Сходи к судьям, разберись, пусть хоть балл вернут. Три как-то попытаюсь отыграть…» Бесполезно — не вернули. А когда опять включили секундомер, американец сразу бросился мне в ногу — и я с этой ногой успел опрокинуть его через себя на три балла. Плюс еще один дали за амплитуду. 7:7!
— Что дальше?
— Дальше — бороться до балла. У американца шок, отказывается идти. Но вытолкали его на ковер — вышел и тут же упал… Что творилось в зале! В итоге я выиграл турнир. Огромная сенсация. Вот там-то меня и разглядели тренеры сборной.
— Кто-то из знакомых про вас сказал: «Сайтиев помнит все свои схватки…»
— Практически все. Хотя в последнее время стал забывать. Приходится поднапрягаться, чтобы вспомнить.
— Кто из ваших соперников стоит особняком?
— Махач Муртазалиев и немец Александр Ляйпольд. Немец — уникальный спортсмен. По отношению к работе. Профессионал, всегда борется с холодной головой. Остается пять секунд до конца схватки — а он просчитывает: так, чего бы еще придумать… Очень его уважаю.
— Но вы же говорили про Ляйпольда, что он не гнушался этих турецких штучек — намазывался маслом…
— Это ерунда. У нас почти все намазываются.
— И вы?
— Я ни разу этого не делал. Не видел смысла. Мне, наоборот, хотелось, чтоб соперник в борьбу лез. Я в этом его обыграть могу. У меня богатейший арсенал движений, хорошо саму борьбу чувствую. А вот стоять, как по новым правилам, следить друг за другом глазами… Нет, мне такого не надо. У меня стиль иной.
— Тот же Ляйпольд, узнав, что после Атланты вы перешли в другую весовую категорию, прокомментировал это так: «Сайтиев меня испугался…»
— Серьезно? Он такую глупость сказал?! Пошутил, наверное. С Ляйпольдом я боролся раз семь — и ни одной схватки не проиграл.
— А почему особняком стоит Муртазалиев?
— Если б не он, вероятность того, что стану в Пекине олимпийским чемпионом, уменьшалась бы как минимум в два раза. Мое противостояние с Махачом — то, чем горжусь в своей карьере.
— Вам сложнее было выиграть у него в России, чем завоевать золотую медаль в Пекине?
— Конечно. Даже психологически это было гораздо тяжелее. Муртазалиев дважды меня побеждал. Мог победить и в третий раз. Он все-таки моложе. Все решилось в предолимпийском финале чемпионата России. Я выиграл — и поехал на свою четвертую Олимпиаду.
Без напряжения ты не можешь расти. Олимпийский турнир показал: кто прошел жесткий отбор, тот лучше всех и отборолся на Играх. К сожалению, в некоторых весах наши тренеры не смогли создать подобную конкуренцию. Я говорил, что ни к чему хорошему в Пекине это не приведет. Но меня никто не слушал. Я был страшно зол! Взять Кудухова с Кетоевым. Талантливейшие ребята, каких давно не появлялось в сборной. Растренировать перед Играми таких монстров, — это надо было умудриться!
— Недавно вы сказали, что спортивная борьба с каждым годом меняется, — и не в лучшую сторону.
— Меня это очень печалит. Все больше ходит слухов о договорных встречах. Да и сами сегодняшние правила дают судьям достаточно возможностей влиять на результат. Хотя бесконечные изменения в них объясняются тем, что Международная федерация стремится расширить географию нашего вида спорта. Но повышению уровня борьбы это пока не способствует. Когда я начинал заниматься борьбой, все было куда чище и прозрачнее.
— А вам предлагали договориться?
— Ни разу. Наверное, пока сам не дашь понять, что такое возможно, — к тебе не подойдут. Ко мне и с уговорами поменять гражданство редко обращались. Знали, что отвечу.
— Из каких стран поступали предложения?
— Из Турции, например. Из бывших союзных республик. Но я все разговоры обрывал на корню. Мое место в России. За другую страну выступать никогда бы не согласился.
***
— Помните, когда впервые почувствовали себя богатым человеком?
— Деньги — не главное. Давно понял, что богатство — это отношения и друзья. Чем больше людей, которые любят и переживают за тебя, а ты любишь и переживаешь за них, — тем ты богаче.
— Деньги, которым вы были особенно рады?
— Премия за победу в Атланте. Эти сто тысяч долларов казались гигантской суммой. Но разлетелись очень быстро — слишком много нужно было сделать. Семья-то большая.
— Когда-то на Олимпиаде вам подарили огромный золотой браслет, вашему брату президент Тувы вручил белого коня...
— Подарок подарку рознь. Нужно уметь дарить, и нужно уметь правильно его принимать. Вот вы уже знаете, что недавно друг подарил Lexus. Говорю ему: «Ты мне сделал очень дорогой подарок. Не каждый может себе такой позволить. Спасибо большое. Дай бог, чтобы это между нами хорошо закончилось». А то бывают ситуации, когда пригласят, вручат что-нибудь, и потом думаешь: «Да пропадите вы со своим презентом! Тысячу лет от вас мне ничего не надо!»
— Научились отказывать?
— Хуже всего мне удается говорить «нет». Умение четко и вовремя сказать это слово — очень ценное качество. Мною до конца не освоенное. Иногда приходят с проблемой. Понимаю, что вряд ли смогу помочь, но язык не поворачивается отказать. Хотя один умный товарищ дал совет: «Если действительно хочешь человеку помочь, ничего не обещай. Сможешь — сделаешь. Для него это станет сюрпризом, и сам будешь чувствовать себя спокойно».
— В родном Хасавюрте часто обращаются за помощью?
— Просыпаюсь утром — обязательно кто-то уже стоит у двери. «Бувайсар, дорогой, помоги вытащить сына из милиции. Вчера ни за что забрали». Или племянника, или еще какого-нибудь родственника. Раньше сам ехал в горотдел. Ходил по кабинетам, разбирался, выяснял, упрашивал. Нынче достаточно одного звонка. В Хасавюрте концентрация сотрудников правоохранительных органов большая, они тоже кушать хотят. Вот и забирают по поводу и без.
— Хасавюрт — город маленький. Вас там, наверное, каждый знает. И в том же горотделе принимают с распростертыми.
— Не всегда это приятные встречи — когда приходится за кого-то просить. Меня там больше будут рады видеть, если зайду просто чаю попить.
— Правда, что ваш брат Адам в Москве время от времени имел проблемы с милицией?
— Это было после первой чеченской войны и во время второй. Тогда не только чеченцев задерживали — всех подряд. Проверяли паспорта, могли и в КПЗ засадить.
— Вас тоже коснулось?
— Естественно. В Красноярске в конце 90-х однажды привезли в отделение. Руки на стенку, ноги на ширине плеч. Так и стоял до утра. Потом разобрались и отпустили.
— Ваши московские соседи в курсе, что рядом с ними живет трехкратный олимпийский чемпион?
— В курсе. У мусульман, к слову, взаимоотношения с соседями — это очень важно. Пакостить соседям нельзя. В московской квартире редко бываю, но со всеми перезнакомился, когда были истории со взрывами и в подъездах организовывали дежурство людей с повязками.
— Вас не пытались подписать на ночное дежурство?
— (Смеется). Обошлось.
***
— Есть люди в мире борьбы, которым не подадите руки?
— Нет. Случаются моменты, когда с кем-то перестаю здороваться. А через некоторое время ловлю себя на том, что опять этому человеку руку подал. Но думаю об этом без упрека к самому себе. Я не злопамятный. Всех борцов люблю и уважаю. Злюсь, переживаю, когда кто-то поступает неправильно. Но ни на секунду не забываю, что мы все — одна команда.
— Значит, братство людей со сломанными ушами — не миф?
— Какой миф — что вы?! В любом городе подойдет ко мне человек со сломанным ухом, — спиной к нему уже не повернешься. Если он оказывается хорошим человеком, — вообще радуешься.
— Какие у вас отношения с Гайдаровым, который когда-то не подал руку вам?
— Сейчас все нормально. Есть люди тяжелые в общении, но по своим человеческим качествам достойные уважения. От того, что с тобой у него отношения не сложились, он не перестает быть приличным человеком, верно? Да, с Гайдаровым произошел конфликт. Оба не совладали с нервами. Наговорили друг к другу резких фраз. Но драки не было — это уже журналисты придумали. Потом с Мурадом остыли, одумались, — и инцидент был исчерпан.
— Он тоже из Хасавюрта?
— Да, с детства знакомы.
— Знаете все дома в Хасавюрте, которые построил ваш отец?
— Нет, к сожалению. Хотя каждый раз думаю: «Приеду в Хасавюрт, возьму старшего брата, отправимся смотреть, какие дома выстроил отец своими руками». Он был строителем. Двадцать лет назад погиб в автокатастрофе.
— Часто проезжаете то место?
— Этот перекресток рядом с домом. Отец выезжал на федеральную трассу, по которой несся рейсовой автобус. При обгоне автобус подрезала другая машина, и боком он зацепил отцовские «Жигули». Аварии-то страшной не было. Машина не сильно пострадала. У тех, кто сидел с отцом в «Жигулях», ни царапины. Отец тоже сам вышел из машины. Присел на карточки, закурил. Все нормально, говорит. И отключился. На «скорой» повезли в больницу. По дороге пришел в себя: «Не надо больницы. Я в порядке». Затем снова потерял сознание. Спасти его не смогли. Позже выяснилось, что от удара об руль, у отца оторвалась печень… Я всегда чувствую его поддержку свыше. Мне кажется, души умерших видят нас и помогают.
— И вы ведь аварии не избежали — сломали ребро, получили сотрясение мозга…
— Приключений за рулем хватало. Я и переворачивался на машине. В другой раз в аварии с моим участием погиб человек. Не дай бог никому пережить такое — я долго не мог придти в себя. Хоть моей вины не было. Просто у меня машина оказалась лучше…
— Все аварии случались в Дагестане?
— Да, на федеральной трассе Хасавюрт — Махачкала. У нас ее называют мертвой. Узенькая, то вверх, то вниз, сплошные ухабы. Да еще коровы где попало дорогу переходят. А народ летает со скоростью сто пятьдесят километров в час.
— Вы — тоже?
— Уже нет. После всех этих историй гонять перестал. Мой тренер Миндиашвили, профессиональный водитель, говорит, что, садясь за руль, надо громко сказать: «Внимание! Машина — объект повышенной опасности». Но мы об этом нередко забываем. Особенно молодежь. Получат права, отъездят два года — и уже считают себя Шумахерами. Я и сам так думал. Это очень обманчивое впечатление. Уже пятнадцатый год за рулем, но только теперь понимаю — слабый из меня водитель.
— Почему?
— Отвлекаюсь, теряю концентрацию. Из-за этого и по Москве ездить не люблю.
— Вы назвали себя слабым водителем. Что еще умеете плохо делать?
— Да многое. Лучше всего у меня пока получается на ковре.
***
— Вы пять лет назад выиграли в Америке чемпионат мира со сломанной в трех местах челюстью. В голове не укладывается, как можно бороться с такой травмой!
— Боли сильнее, чем в момент удара, не испытывал сроду. Хотелось убежать с ковра, да не мог. Счет 9:1, для победы нужно было набрать еще один балл. Ночь перед полуфиналом и финалом прошла ужасно. Левый глаз заплыл, нос не дышит, заснуть не в силах, есть не могу. Утром с трудом запихнул в себя пару ложек икры вперемежку с картофельным пюре и поехал в зал. Ничего, как-то выиграл. Особой радости, как ни странно, победа не принесла. Меня по-прежнему мутило, дико раскалывалась голова…
— Помните, что сказал врач после операции?
— «Парень, тебе крупно повезло». Был на грани. Оперировал меня в госпитале Бурденко доктор Труханов. Диагноз звучал так: «осколочный перелом скуловой кости со смещением». Нерв был настолько зажат, что левая половина лица могла атрофироваться. К тому же рядом кровеносные сосуды — микронное смещение одного из осколков грозило кровоизлиянием в мозг. Но в Америке я понятия не имел, как рисковал, продолжая бороться. Меня сразу отвезли на рентген, вот только снимок ничего не показал. Труханов потом объяснил, что и не мог показать — не в той проекции его сделали.
Не подозревал я и о том, что срочно требуется операция. Вместо этого, прилетев из Нью-Йорка, рванул домой. Нас с Миндиашвили принимал президент Чечни Ахмат Кадыров и председатель Госсовета Дагестана Магомед Магомедов. Нельзя было пропустить эту встречу. В больницу попал лишь спустя неделю после перелома. Можно сказать, легко отделался. У меня вообще было мало травм.
— Тогда почему не бороться до сорока?
— Не чувствую внутренних резервов. Неохота по сборам мотаться, тренироваться каждый день. Я не объявлял о завершении карьеры. Не исключено, выступлю еще на каком-нибудь турнире. Но замахнуться на весь олимпийский цикл, — слишком авантюрно.
— Многие борцы отдыхают пару сезонов, а за год-полтора до Олимпиады возвращаются на ковер. Рассматривали для себя такой вариант?
— Большая глупость. Я бы сделал точно так же, если б считал, что это себя оправдает. Но все, кто так поступал, уже ничего не выигрывали. Лишь работая на износ в такой команде, как сборная России, можно оставаться в блестящей форме. А если три года валять дурака, да потом раскайфованным вернуться на ковер… Все равно спорт — не вечен. Лучше уйти красиво.
— Со страхом об этом думаете — что «не вечен»?
— Да нет. Все эти годы родные страдали от моих личных амбиций. Целыми днями я пропадал в зале. Потом жил в Сибири, — пришлось уехать туда ради достижения цели. Оставить людей, которых очень люблю и в которых нуждаюсь — маму, братьев, сестер. А сегодня у меня уже собственная семья. Раньше, честно говоря, боялся, что долго пробуду холостяком.
— Почему?
— У меня не было девушки. Все время на сборах, домой наведываешься редко — кто с таким захочет жить? Поэтому борцы часто женятся после завершения карьеры. Но с Индирой я познакомился с твердым намерением создать семью. Около года общались, в основном по телефону. А за месяц до Олимпиады в Афинах расписались. Сейчас у нас трое детей. И я чувствую: мне не хватает этой жизни! Мечтаю пожить обыкновенно! Постоянно стараться быть успешнее всех, — у меня такой болезни нет. Может, просто насытился вниманием и победами. Пока мне хочется, чтобы я чаще улыбался.
— Получается?
— Пытаюсь. Надо учиться грамотно отстраивать отношения с людьми. Но я достаточно открытый человек — свободно общаюсь. Хоть никогда говоруном не был.
— Если вас вытянут в политику, как бывшего футболиста Будуна Будунова, — тоже научитесь взвешивать каждое слово?
— Наверное. Будун стал заместителем министра спорта Дагестана — его положение обязывает.
— Политика вам интересна?
— Да, — если рядом друзья, на которых можно положиться. Но были бы завтра выборы — никакого желания выставлять свою кандидатуру.
— Вас же достали вопросами на чеченскую тему. Нам казалось, после такого аллергия на политику неизбежна…
— Вчера я сутки провел в Грозном. Было несколько мероприятий — 420 лет добрососедских отношений Чечни и России, проспект Победы назвали проспектом Путина, множество гостей. Вечером отмечали день рождения Рамзана Кадырова. Мы давным-давно знакомы, — еще отец его не был президентом. Рамзан здорово меня поддерживал в ходе подготовки к Играм-2008. Я даже хотел подарить ему свою золотую медаль.
— Не взял?
— Нет. Сказал: «Она твоя по праву. Я ее не заслужил». А насчет политики… На чествовании олимпийцев в Кремле врезались в память слова Дмитрия Медведева: «Огромную политику делаете именно вы своими победами…» Так и есть. Во время Олимпиады вся страна сидит у экранов и переживает.
— У Медведева крепкое рукопожатие?
— Не скажу, что у меня рука онемела, — но вполне крепкое.
***
— Какой представляете свою жизнь лет через пять?
— О борьбе в любом случае не забуду. В Хасавюрте достраиваю борцовскую школу, в Красноярске провожу юношеский турнир. Но главным тренером быть не хочу. Опять сборы, самолеты, переезды… Надоело. Вот спортивным функционером я бы поработал. В России создается новое спортивное министерство. Немножко с этой темой знаком. Если вспомнят о моих знаниях и опыте — я готов.
— Само слово «чиновник» — не пугает?
— Абсолютно. Со скуки в кабинете не умру. Чиновник — это не диагноз. Что, по-вашему, все чиновники — струганные Буратины? И среди них встречаются приличные люди. Я давно в спорте. Многих знаю. Задайте любой вопрос, мне есть кому позвонить и в течение нескольких минут выяснить ответ.
— Вы всегда глотали книги одну за другой. Что сейчас читаете?
— В последнее время было не до книжек. Перед Олимпиадой был так зациклен на борьбе, что любая посторонняя информация не воспринималась. Единственная книга, которую могу открыть в любое время суток, — Коран.
— Самая дорогая для вас фраза из Корана?
— Для меня как мусульманина это священная книга. Там каждая фраза значима. Религиозный мусульманин в течение дня много стихов из Корана вспоминает. Я не исключение.
— Ринат Дасаев даже в ворота клал сумочку с Кораном. А у вас он всегда с собой?
— Нет. Мне достаточно ноутбука, ведь в интернете перевод Корана можно найти за минуту. А Дасаев напрасно так делал. Коран нельзя держать на нижних полках и класть на пол.
— Ваша мама, кажется, совершала хадж?
— Четыре раза. А я — дважды. Все начинается рано утром у подножия горы Арафат. Оттуда многомиллионная толпа паломников движется в сторону предгорных долин, расположенных в Мекке. По ним все и перемещаются три дня, совершая разные ритуалы.
Хадж духовно очищает. Там попадаешь в состояние, по которому потом очень скучаешь. Есть в исламе понятие иман. Убеждение в правильности исламских догм. Уровень дистанции с богом. Дистанция эта очень зыбкая. Для мусульман в обычной жизни много греховного. Можно с кем-то переспать, напиться, скушать свинину… Сказывается влияние Сатаны. Чтобы от Бога больше получать тепла и света, его надо постоянно подпитывать благими деяниями — как костер. Иначе потухнет. И ты отдалишься от Бога. Зато после хаджа испытываешь ощущение близости к Аллаху. Чувствуешь такое спокойствие и умиротворение, что уверенно смотришь в будущее и понимаешь: Бог тобой доволен.
Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ